Путешествие на Сахалин, по Охотскому морю
и на курильский остров Итуруп

Части №1

Лечу на Сахалин – на край света и читаю Чехова. Лететь долго, но трудно вообразить, какая досталась дорога великому писателю, отправившемуся через всю Россию большей частью пути на лошадях. А.П. Чехов, страдая туберкулёзом, через пятьдесят дней добрался до цели, жил на Сахалине и написал выдающееся исследование об острове. Я лечу на далёкий остров в путешествие и читаю книгу с пристрастием. Сосед, читающий Донцову, смутился книги классика:
— Сегодня все от литературы перешли к чтиву, и я решил попробовать. Не нравится, а вот … читаю.
— Вы живете на Сахалине или москвич?
— Москвич. Двадцать лет назад поехал поработать на год, посмотреть Сахалин, — я ведь всего Чехова перечитал, Чехов меня туда и сманил, — да и остался там на всю жизнь.
— По Москве скучаете?
— Нет, я не люблю Москву. Здесь у меня родственники, а Москва уже другая, не та из которой я уехал. А Вы на Сахалин в командировку?
— Я еду в отпуск.
— Отдыхать у нас хорошо, просторно, но жить трудно, — окончил разговор сосед и вскоре уснул.

Все провинциалы не любят Москву, даже москвич, покинув её и пожив в провинции, чувствует в ней сгусток особого паразитства. Я тоже не люблю Москву: набегался с фотографиями по издательствам и с сочувствием разделяю неприязнь уснувшего соседа к столице. Кроме суеты и бездушности Москва наваливается на любого заезжего полицейским режимом. На каждом шагу стоят милиционеры, все, как один, с наглым выражением лица и бесцеремонно требуют у прохожих паспорта. Интересно, с точки зрения права, должен ли я давать паспорт блюстителю порядка, если я ничего не нарушил и если блюститель проверяет паспорт только для того, чтобы найти повод для вымогательства с меня денег. Как защититься от блюстителя, который из противности может потерять паспорт и утверждать, что документа не брал? Я прошу прохожего подсказать, где находится обменник денег и тут же нарисовывается милицейская фуражка:
— А сколько Вам поменять?
— Мне нужен обменник, — говорю я.
— Ваше удостоверение личности!

Проверка паспорта и умные вопросы заняли 20 минут времени. «Это ли не фашизм?» — спрашиваю я себя тихо. Какое у меня право против этих псов, унижающих наугад выбранных тысячи прохожих.

Ночь в самолете, летящем навстречу солнцу, короткая. Я любуюсь рассветом, но периодически возвращаюсь к своей московской суете. Все московские здания превращены в офисы — Москва делает деньги. В Москве нет ни одного офиса без охраны. В каждом офисе сидит по сторожу; если учесть, что они работают по сменам, то — по три. Милиция охраняет режим и банки; охрана стережёт офисы. Без охраны любой офис будет по наводке разграблен. Наличие громоздкой охраны само за себя говорит о непомерном воровстве в стране. Я иду в ширпотребовское издательство, а там нужен пропуск, как в секретное заведение. Телефона на вахте нет, нужно иметь свой, чтобы получить разрешение на вход. В любом здании, как правило, много офисов и все они на железных дверях. Офисы не доверяют друг другу, и вахтеру, в том числе, свои двери. Вахтер отвечает только за пропуска. В нужном офисе меня встречает с обворожительной улыбкой юная девушка.
— Ваши фотографии вошли в книгу, вот Ваш персональный экземпляр. У нас изменились правила, мы без договоров не работаем. Эта формальность, но с нас так требуют. Прочтите и подпишите договор сегодняшним числом. Деньги получите сейчас же в кассе.
— Девушка, помилуйте! Читать шесть листов договора из-за трех фотографий: я недолюбливаю юристов и их словоблудия.

Пробегаю листы глазами по диагонали; один из пунктов звучит для меня сомнительно, прошу девушку с улыбкой расшифровать его значение. Оказывается, в одном маленьком пункте большого договора мои фотографии — больше не мои. Я прошу милую девушку показать мне главную дверь, где изобретают кражу в договорах. За дверью сидит такая же девушка, но с еще более обворожительной улыбкой. Она учредитель издательства.
— Мы договаривались о разовом использовании в книге моих фотографий, а не о продаже их Вам.
— Хорошо, — сказала красотка лукаво, и вручила мне другой договор.

Уже при сотрудниках я съехидничал, мол, странно, что цена на разовую аренду и покупку фотографий одна и та же. Сотрудникам ехидство в адрес своей начальницы понравилось: верное свидетельство того, что начальница «законным» грабежом с сотрудниками не делится. Весь коллектив мне на прощание улыбался с симпатией. Далее я побежал в более солидное место — Совет Федераций России. Чтобы в Совет люди не заходили всуе, на телефоны, указанные в справочнике, никто не отвечает. Солидное место солидно охраняется и охрана с первым встречным много не разговаривает, поэтому я уговорил человека в смокинге, там работающего, занести в Комитет по малым народностям России рекомендательное письмо на меня, чтобы ко мне кто-либо спустился. Письмо было из важного учреждения, и ко мне спустился заместитель. Зам восхитился моими фотографиями и пригласил обязательно зайти после поездки: будут фотографии по теме, — будет, о чем и говорить; он дал мне другие телефоны и фамилии, по которым дозвониться можно.

У москвичей страшные лица. Темп жизни в Москве такой, что реагировать на него можно только с выпученными глазами. Все бегут и некогда остановиться, чтоб оглянуться назад. Москвичи и приезжие работают в столице по четырнадцать часов; все что производится, производится не для жизни, а для денег. На работе тоже все бегут, даже те, кто сидят за компьютерами, — нервно бегут по программам. В офисах царит продажничество и кругом засилье пустых многократно перепроданных красоток. В проходах к офисам обязательно нервно курят женщины. На улицах лиц не разглядеть — все бегут по тротуарам или летят на машинах. В метро подземная жизнь народа особенно не приветлива на лицах. Все национальности в Москве выглядят одинаково безликими и обтертыми. Я еду в аэропорт и радуюсь прощанию со столицей. Аэропорт пугает всех улетающих и прилетающих терроризмом. Борьба с отдельными террористами ведется путем угнетения всего народа: всех обыскивают, ощупывают, просвечивают и десятикратно обирают аэропортовскими сборами, которые быстро растут, потому что растет опасность терроризма. Унижениями в аэропорту под страхом терроризма народ приучается к покорности. Проходящие через аэропорт толпы с сочувствием к порядку позволяют себя пощупать. В суете всем некогда задуматься, почему, собственно, растет опасность терроризма.

В самолете от московской жизни весь салон отвлекается западными фильмами с мордобоями, которые услужливо предлагаются отечественной авиакомпанией. От мрачных московских впечатлений и фильмов-ужасов я пытаюсь побольше залезть в иллюминатор и взглянуть на занимающуюся зарю. Внизу парят крупные озера, образуя всплывающие грибом облака; грибы вытягиваются и плывут по равнине. Зеленые просторы с синей гладью озер и белыми облаками увлекают меня в странствие. Девять часов полета до Сахалина. Озера, леса, горы: можно ли не благоговеть перед такими живописными пространствами.

Части №1, №2, №3, №4, №5, №6